Женщин старит злость, глупость и короткая юбка на фоне грядущей пенсии
Как мало человеку надо для счастья..." Когда в середине прошлого века гражданин Паустовский К. Г. написал эти строки, он понятия не имел ни о твоем дне рождения, ни о проблемах кризиса среднего женского возраста, который еще не наступил, а настроение уже испорчено, ни уж тем более о влиянии всего этого на мою сексуальную жизнь.
Утро было прекрасным. Я разбудил тебя поцелуем, осыпал подарками вперемешку с букетами, наговорил всяких нежностей и пообещал, что вечером будет главная интрига. Какой день рождения без сюрприза? Я знал, что ты оценишь его и подаришь мне ночь неземной любви. Не знал только одного — самый тщательно спланированный рай могут разрушить несколько слов. Особенно, если их произносит близкая подруга в присутствии двадцати четырех любопытных сотрудников. Да, милая, я о той пьянке на работе, которую ты элегантно называешь "пати".
Итак, ты стоишь в центре офиса, нарядная, как кукла в витрине дорогого салона. Глаза блестят, на щеках торжественный румянец. Коллеги по очереди говорят комплименты и тосты в твою честь, и все идет просто замечательно, пока одна из них, новая секретарша — до невозможности юная девица — не задает роковой вопрос: — А сколько вам лет? В комнате воцаряется молчание. Становится ясно, что большинству присутствующих цифра неизвестна и, как все неизвестное, страшно интересна. Вот тут-то "на помощь" и приходит твоя лучшая подруга. — Не признавайся, — советует она. — Все равно никто не поверит, — чем многократно усиливает интригу. — Нет, правда, сколько? — настаивает юная дурочка. В восемнадцать слово "возраст" звучит так же весело и безобидно, как, например, "склероз" или "маразм". — Сколько бы вам ни было, вы все равно выглядите моложе своих лет, — продолжает умничать секретарша, наивно полагая, что сделала комплимент.
Я смотрю на тебя и вижу, что от неминуемой смерти ее спасает лишь наличие двадцати трех свидетелей. Не самое лучшее время для сюрприза, но ничего не поделаешь — как-то же надо разруливать неприятную ситуацию. — У меня созрел тост! — говорю я и достаю из кармана длинный голубой конверт. В нем — два билета на самолет. — Уже завтра мы покинем слякотную столицу и будем наслаждаться сливками бархатного сезона на берегу Карибского моря... — Карибы? Прикольно! — вклинивается неугомонная секретарша. — Мои родители туда тоже через неделю летят... "Да заткнешься ты когда-нибудь?!" — думаю я. А на тебе уже нет лица. Вернее, оно есть, но практически неузнаваемо. Глядя на него, я понимаю, что вместо захватывающего путешествия, дикого секса и прочих радостей получу суровый отдых буддийского монаха, после которого буду точно знать — жизнь есть страдание и зло.
Все так и выходит. В салоне самолета ты молча смотришь в иллюминатор, шмыгаешь носом, ссылаясь на насморк, и беспрерывно пьешь виски "чтобы не заболеть, а то тут как-то прохладно..." Но что, собственно, произошло? Объясни мне, дураку. В чем причина этого приступа глубокого пароксизма? Ты — молодая, красивая, умная и отлично знаешь, что между тридцатью и тридцатью пятью годами женщина способна прожить двадцать прекрасных лет. Сама же все время твердишь, как мантру: "мне столько — на сколько я себя ощущаю". Ну так и ощущай на здоровье, я только "за"!
К твоему сведению нам, мужикам, вообще плевать на цифры. Если внешне ты — тетка-теткой, то какое кому дело, что тебе всего восемнадцать? Годы — самый последний показатель молодости. И кто только придумал их считать? Вокруг толпы людей, которых дико интересует наш возраст. Госорганы, рецепционисты в гостиницах, банки, работодатели и даже сисадмины разных сайтов жаждут знать, сколько нам лет.
И если госорганам я бы отказывать не стал, то остальным — до свидания. Помнишь, как однажды написал еще один гениальный гражданин — Жванецкий М. М.? "Чтобы помолодеть, надо сделать следующее — не знать, сколько кому лет". И дальше: "Кто знает, сколько ей? Губы мягкие и все". Так что твоя подруга категорически права — тебе в жизни не дашь больше двадцати двух.
А хочешь знать, что по-настоящему старит женщину? Вечно плохое настроение, разговоры о болезнях, склочный характер и потухший взгляд. Старит ничегонеделание, скука, злость. Старят пластические операции без меры — надутые силиконом губы, натянутые на уши глаза. Я не говорю, что нужно перестать следить за собой, но здравый смысл никто не отменял. Старит короткая юбка на фоне грядущей пенсии, блестящие побрякушки и игривое "Можете говорить мне просто Лёля" в пятьдесят восемь. Старит глупость. Ужасно старит. Особенно, когда демонстрируется намеренно — в качестве главного аргумента молодости. "Ой, а тут был знак? Я и не заметила... Знаете, я с детства такая рассеянная, такая мечтательная..." И кофточка у меня, смотрите, розовая, в рюшах. И игрушками плюшевыми заднее стекло завалено... Но права все равно приходится показать. А там черным по белому — девятьсот лохматый год. Привет Гагарину!
Когда ты, оформляя карточку в магазине в графе "год рождения" пишешь дату младшей сестры, я только улыбаюсь. Это глупо, но мило. Когда, кокетничая, спрашиваешь: "А сколько вы мне дадите?" — напрягаюсь. Люди у нас простые и чувство такта — не главная их добродетель, могут дать — мало не покажется. Но когда из-за какой-то малолетней дурочки наш долгожданный отпуск летит в тартарары, я перестаю быть гуманистом.
Для умного человека возраст — предмет гордости, ибо с ним приходит бесценный опыт, мудрость, уверенность в завтрашнем дне и абсолютно недоступный юным идиотам талант ценить жизнь, наслаждаться каждым прожитым часом.
А знаешь, что по-настоящему молодит женщину? Легкость, энергия, блестящие глаза, самоирония и регулярный секс. Да-да, не смейся, последнее — чуть ли не самое важное. А если еще это секс с крепким, сильным, и главное, любимым мужчиной, будь уверена — машина времени начинает обратный отсчет.
Но вот самолет приземляется, и ты идешь в duty free порадовать себя чем-нибудь приятно ненужным, и — о, чудо! — возвращаешься абсолютно счастливой. Оказывается, флиртовавший с тобой консультант-латинос отказывался продавать ликер, как бы не веря, что тебе уже есть двадцать один. А потом долго пялился в паспорт, повторяя: "Really?" Надо бы пойти набить этому бабнику морду, а я его расцеловать готов. Как мало женщине нужно для счастья.
