Многих сегодня пугает буквально все: санкции, цены на нефть, курс доллара... А можно ли вообще жить — и не бояться?
Я мастер паниковать. До сердцебиения, спазма в животе, до такого состояния, что дети бегут за бумажным пакетом и, как в американских фильмах, предлагают в него подышать. Я боялась голода в 1989-м: в том году мы с родителями ездили в Рим, а страна ввела продуктовые карточки. Возвращения коммунистов — в 1998-м. Войны с Японией — в 2011-м. Как?! Вы тогда не заметили, как полемика об островах вернулась в правительственные кабинеты? Ситуация накалялась (возможно, в моей голове особенно сильно), и лишь землетрясение в Фукусиме, когда японскому правительству стало не до островов, вернуло мне ночной сон.
Конечно, по мелочам я тоже умею пугаться. Звонков из школы, температуры у детей, желания пятилетие- го сына стать милиционером, поездки из Тель-Авива в Иерусалим общественным транспортом. Вы не представляете, насколько я была счастлива, когда устроилась личная жизнь и мы с мужем научились договариваться! Уф. Я смотрю на незамужних подруг и думаю: какой же это стресс и ужас! Как хорошо, что у меня цветочно-конфетный период уже позади. Где же взять нервы на знакомства, а потом бояться узнавать другого человека, умирать от ужаса, что он не позвонит, или от кошмарной необходимости объяснять, почему ты решила больше с ним не встречаться. Тут меня всегда спасало вранье и уловки. Я, например, не расставалась с мужчинами, я объявляла о начале целибата длиной в год. В качестве эксперимента, для журналистского материала. Устраивала из свиданий балаган, на котором гак весело, что уже нет сил бояться. Я заметила: если в критический момент у меня хватает сил пошутить, страх исчезает.
Правда, временами случались такие серьезные отношения, что мы даже, кажется, и не улыбнулись друг другу ни разу. Тут я просто сбегала как ужаленная. Тоже от страха. Когда мы счастливо съехались с любимым мужчиной, я помирала от тревоги. Вдруг в одной квартире мы быстро устанем друг от друга?
На расстоянии-то все уже как-то сложилось, а вот совместная кровать, ванная и кухня казались мне минным нолем. Я быстро организовала себе дверь с надписью «выход» — командировки. И только спустя годы совместной жизни опытным путем выяснила, что ни в кровати, ни даже на кухне мин нет. Дети не понаслышке знакомы с моей впечатлительностью и используют ее по-своему. Однажды старший вернулся от отца и рассказал, что вчера сильно ударил мизинец на правой, кажется, ноге. К вечеру детка прихрамывал и наступал только на пятку. Я достала любимую книгу — справочник фельдшера. Чтиво завлекательнее детективов, скажу я вам. Не читали? Ребенок демонстрировал симптомы перелома или хотя бы трещины. Я узнала, что срастись-то оно может и само, но, если гипс не наложить вовремя, срастется неправильно. Тревожная мать отсрочила решение до утра: «Если с ногой станет хуже, поедем к хирургу», — сказала я сыну перед сном. Утром была контрольная но испанскому — и нужно ли говорить, что с ногой стало сильно хуже. Перекроив расписание, я повезла ребенка в травмпункт. Мы провели в очереди два часа, а потом хирург взял в руки ножку моего сына (43-й размер), хорошенько помял ее своими ручищами (так что я зажмурилась от воображаемых страданий ребенка) и сказал: «Что это за спектакль вы тут разыгрываете, молодой человек?..» Я замерла. Я даже не рассердилась. Я испугалась: что же будет дальше, если ребенок в свои 12 лет так врет, чтобы пропустить школу? Это же ужас какой-то!
Ящик пандоры Примерно тогда же я и задумалась: а можно ли вообще жить и не бояться? Бывает такое? И стала читать про преодоление страхов все, что попадалось под руку. У одной прекрасной блогерши я узнала, что есть такие «тревожные женщины». Как правило, это внучки и дочки тех, кто пережил войну, голод, репрессии, переселения и прочие напасти. Несчастья давно закончились, но они спокойно жить не умеют. Они умеют только выживать, и поэтому мастерски запугивают себя на ровном месте. Далее следовал совет перебирать крупу. В прямом смысле: во время лишений люди едят то, что есть, и здоровые зернышки от порченых не отделяют. Перебирать крупу женщины могли себе позволить только в спокойные, сытые времена. Я купила гречки и стала в ней ковыряться под любопытными взглядами домашних. На втором килограмме страхи все же взяли верх. И я продолжила их изучать.
Я поняла, что тревога гораздо хуже страха. У страха есть объект. Например, я могу опасаться собак и не ходить там, где они бродят стаями без хозяев, или купить прибор, который отпугивает их ультразвуком. У тревоги нет лица. Так, моя знакомая на десятом году брака стала внезапно бояться, что она влюбится и бросит мужа. Мужчины, ради которого можно разрушить семью, не было, а беспокойство было. Такое беспокойство ищет, во что бы ему воплотиться. Когда материализуется — станет легче. Может, кстати, и к лучшему, что приятельница не вообразила, что это муж ее бросит. Страшно даже представить, сколько болезненного внимания при таком раскладе досталось бы мужчине. По вернемся к моим страхам. По одной из теорий, любой негатив уходит, переживается, если позволить ему быть. Не гнать страх, как только он просунется в дверь, а позволить ему войти, расположиться — а потом изучить, что он будет делать. Я решила провести эксперимент. Чтобы изучить свои страхи и фобии, я стала вести дневник, исследовать свои чувства по возможности отстраненно, как чужие. И открыла ящик Пандоры. Должна признать — не в самый подходящий момент. Я заметила, что бытовые, домашние и семейные происшествия в предельный страх меня ввести неспособны. Такое удается проделать только событиям государственного и мирового масштаба. Прежде всего пугает то, на что мы повлиять не можем. Я не в силах остановить цунами, войну, санкции. Подвластное мне — пятно на юбке, разбитый бампер, даже увольнение — так не будоражит.
Выстрелы в Украине послужили для меня спусковым крючком. Не только для меня, нужно сказать. Сейчас наблюдаются повсеместные паникерские настроения, обострение психозов и неврозов. У кого-то в качестве запасного парашюта выступают второй паспорт, наличные дома, перевод рублей в валюту; другим нужно запастись продуктами на пару лет блокады. Каждый действует, исходя из собственного и семейного опыта. Я, например, поняла, что смотрю на сегодняшнюю ситуацию глазами моей прабабушки, у которой раскулачили мужа, и она — враг народа — растила детей одна. Двоих потеряла, в селе под Винницей пережила голодомор, войну и послевоенный голод, много видела «помощи» от родного государства. И глазами бабушки — тетя моя родилась 1 июня 1941 года. Бабушка после войны еще боялась, что дочку съедят. Ни бабушка, ни прабабушка при мне не сказали ни одного плохого слова в адрес государства. Согласно семейной психологии, самые страшные кошмары преследуют детей и внуков тех, кто пережил геноцид, войны, голод. Особенно если в семье не принято было обсуждать ничего вслух. Наша страна — страна молчунов. Говорить о многом было опасно.
Может показаться: ну какой прок разбираться в таких глубинных вещах? Казалось бы, чего бояться? Явно голод не начнется. Но просыпается семейная память, и мозг ящерицы (именно архаичные части мозга работают в такие моменты) начинает бояться не на жизнь, а на смерть. Дело в том, что еда, свобода перемещения, свобода слова относятся к базовым ценностям. Они — основа безопасности и спокойствия любого живого существа. Когда бьют по базовым ценностям, включаются архаичные чувства. Страхи, как из зловещих сказов. Ужас во всей красе. Никто, согласитесь, не может оставаться спокойным и рассуждать логично, когда из подпола вылезают мертвецы.
Страшно выдыхайте Если мы смогли осознать свои чувства, поговорить о них с близкими, мы сможем их и пережить. Иногда будет потрясывать и зашкаливать — но вы уже будете знать почему. Чем еще можно себе помочь? По делюсь собственными находками. Мне помогает формула из старой молитвы: «Позволь мне изменить то, что я могу изменить, помоги принять то, что я изменить не в силах, и дай мудрость отличить одно от другого». Если ситуацию можно изменить своими средствами, я улучшаю её до тех пор, пока не останусь довольна. Если же я столкнулась со страхом, который вызывают действия неподвластных мне сил, я приспосабливаюсь.
Когда накрывает социальными страхами, читаю книги по мировой истории и подробные исследования жизни и культуры жителей разных стран. Примиряет с реальностью. Позволяет увидеть закономерности. Местами — избавиться от иллюзий. Еще: когда мы боимся, тело спазмируется. Оно отражает страх. Помочь телу расслабить мышцы, сменить позу — это же и помощь перепуганным чувствам. Тут все средства хороши — от бани и массажей до танцев и бега. Отчасти привет перебиранию круп, отчасти — «Белой гвардии», «Пиру во время чумы» и другим произведениям, описывающим последние всплески радости на пороге бури.
И наконец: мысленно я всегда ищу дверь с надписью «выход». Чаще всего теперь я сваливаю в творчество. Искусство — единственный бастион, где возможна победа над смертью, обыденностью, тоской. Творчество позволяет расширить реальность.
